«Действительно молодец! — похвалил про себя Кольцов Семенюка. — Видно, жизнь на границе выработала в нем эту внутреннюю собранность, приучила к дисциплине».
Через минуту Кольцов и Семенюк ушли в ночь и скрылись в снежном вихре.
За заставой Кольцов пропустил Семенюка вперед.
— Держите направление на высотку, как там у вас ее называют? Кажется, «Груша?» Оттуда повернем на левый фланг.
Перед выходом звонили из штаба отряда, предупреждали о сигналах от соседей слева:
— Будьте начеку… Сопредельная сторона что-то замышляет. Усильте наблюдение на южном стыке…
«Неймется им, прощупывают то справа, то слева, спешат использовать погоду. Да оно и понятно. Среди этих холмов в такую вьюгу под носом может проскочить и не заметишь…» — думал Кольцов, стараясь ближе держаться к ловко лавирующему среди холмов Семенюку.
От «Груши» повернули на юг. Идти стало легче: ветер подгонял сбоку, меньше мешал снег. Пошли тише, зорко всматриваясь в кустики и снежный покров вдоль контрольно-следовой полосы. Да что заметишь, если лыжня следом за идущим заносится поземкой.
Поверяемые наряды были на месте, никто не обнаружил нарушения границы. И вдруг километрах в трех от левого фланга Семенюк с ходу остановился и пригнулся у следовой полосы. Кольцов немедленно осветил фонариком место, куда всматривался боец. За кустиком, который немного задерживал поземку, заметно обозначились отпечатки лыж. К границе через следовую полосу и на восток к Лугинам вздувались, как вены на старческих руках, бугорки.
— Лыжник, товарищ старший лейтенант. И прошел недавно. Свои здесь не могли ходить. Но куда направился? — он еще раз осмотрел след, осторожно сделал несколько шагов в сторону границы и уверенно доложил: — К нам! Это точно! Разрешите преследовать? — Его крепкая фигура подалась вперед, напряглась, как у бегуна на старте.
— Отставить! Дайте сигнал вызова тревожной группы, а сами оставайтесь здесь. Прибудет группа — пусть следует за мной. Я иду по следу.
Вспыхнули над головой ракеты, а когда погасли, фигура начальника заставы уже еле различалась сквозь снежную пыль.
Лучше бы вдвоем идти на преследование, старший лейтенант понимал это, но нарушитель мог для страховки оставить здесь напарника. Да и раздумывать некогда, и так след еле заметен.
Кольцов спешил, он был хорошим лыжником и, возможно, настиг бы нарушителя. Но невдалеке от Лугинской МТС, которая разместилась в бывшем имении помещика Кравецкого, след совершенно затерялся. Мысли рвались к тревожной группе — собаку бы скорее сюда!
Идти вслепую бесполезно, поспешил к конторе МТС. Сторож открыл кабинет директора — надо немедленно сообщить в отряд. Разговор со Збручском был короток и неприятен. Выслушав доклад о случившемся, комиссар Шумилов, временно исполнявший обязанности начальника отряда, сдержанно пробасил:
— Вас же предупреждали! Вот так солдат… Сейчас выезжаю на место. Возвращайтесь на заставу и организуйте поиск. Да свяжитесь с соседями, чтобы птица не перелетела… Впрочем, отставить соседей. Сам свяжусь с ними… На помощь высылаю взвод маневренной группы…
Горько и обидно. Не за «солдата», конечно. Иногда эта любимая поговорка старшего политрука произносилась таким добродушным, ласковым басом, что на сердце становилось тепло. Обидно, что с первых дней проворонил нарушителя.
«Скорее на заставу! Может, еще не все потеряно», — утешал себя Кольцов, но это не успокаивало.
Тревожная группа застала озябшего Семенюка у куста, где обнаружен след нарушителя.
— Селиверстов! Рекса на след! — приказал командир отделения.
Но тот следа не взял. Поеживаясь от холода, он с недоумением поглядывал на своего хозяина.
— Ищи, друг, ищи! — торопил проводник.
И вдруг Рекс нервно пошевелил ушами, потянул носом и насторожился. Потом дернул поводок и взял наискосок от следа в сторону границы. Селиверстов устремился за ним. У самой речки собака остановилась, принюхиваясь. Шерсть на загривке стала дыбом.
— Ну же, Рекс, ну! — уговаривал проводник, подталкивая собаку, и она рванулась к торчавшей невдалеке ветке и начала лапами разрывать снег.
— Что там? — нетерпеливо спросил старший группы поддержки.
— Черт его знает… Вот — какой-то прутик… — Селиверстов подал подобранную Рексом ветку.
— Ветка как ветка. Но что это? Снег? — старший присветил фонариком, и теперь все заметили, что к нижнему концу ветки что-то привязано тряпкой. Передав фонарик Селиверстову, он осторожно начал разворачивать комок, согревая его своим дыханием. Под тряпкой оказалась засаленная бумага, а в ней остатки бутерброда. Видимо, нарушитель специально подготовил этот своеобразный «подарок», чтобы отвлечь собаку от следа, если его обнаружат советские пограничники.
— Дивн-но! От i снiданок для Рекса, — не стерпел балагур Денисенко, но его шутки никто не поддержал, а командир отделения недовольно покосился на пограничника.
— Нечего зубы скалить… Все это неспроста, хитро задумал, подлец. На границе случайностей не бывает — наставительно произнес он и, спрятав в карман «собачий завтрак», стал разглядывать при свете фонарика измятую бумажку.
С большим трудом удалось разобрать прыгающие буквы, написанные вкривь и вкось простым карандашом.
Видно, автор писульки не очень дружил с русскими буквами и писал не за столом, а на ходу, в спешке.
«О дзесентой године к вам пролезе недобри человек, ворог. Верьте, я ваш пшиятель».
— Нашелся приятель! Провокатор он, запутать хочет, — зло произнес кто-то из пограничников.