Тридцатая застава - Страница 64

Шмитц склоняется над листочком. Ключ к шифровкам Ипомеи известен только ему. Вот оно, то, что интересует штаб генерал-полковника Лера, командующего военно-воздушными силами немцев в Румынии. Карл очень доволен, что он первый принесет генералу сведения и координаты объектов, по которым будет нанесен сокрушительный удар.

В Подгорске — штаб Буковинской армии, в десяти километрах юго-восточнее — полевой аэродром на перекрестке шоссейных дорог. Юго-западнее города — летние лагеря воинских частей… Видно, этот «цветок» не даром ел абверовский хлеб. Конечно, потом и румынскому генералу следует сообщить, но он, Шмитц, теперь пойдет к нему не с просьбой и не постесняется поднять его с постели…

Но, к удивлению разведчика, Думитреску и не думал ложиться в постель этой ночью: склонившись над столом, он со своим начальником штаба уточнял этапы предстоящего боя.

Передав донесение, майор поспешил к границе. У абвера есть дела, о которых даже не каждый генерал может знать.

«Говорят, труп врага хорошо пахнет, — размышляет Карл, покачиваясь в машине. — А для нас, разведчиков, во сто крат ценнее живой враг».

В условленном месте его уже ожидают четыре человека в маскхалатах. Граница — вот она, рукой подать. И он дает последние указания:

— Брать чекистских командиров только живыми. Любой ценой! И немедленно ко мне…

Диверсанты скрываются. Машина отъезжает в сторону от дороги и останавливается под деревьями. На востоке еле заметно светлеет небо — близится рассвет.

«Ну вот. Заряд заложен, детонатор вставлен. Будем ожидать взрыва», — с удовлетворением подумал разведчик, собираясь прикорнуть на сидении машины.

4

Ванда Щепановская с детства любила книги, много запомнила интересных историй, часто плакала над судьбами обиженных жизнью героев.

Но ни одна из книг так не волновала ее сердце, как повесть «Алые паруса». Похоже на сказку. Неведомая страна, диковинные события, странные люди, но это не сказка. Все так близко и понятно ей, будто писатель заглянул в ее сердце и прочитал там все мечты, подслушал желания. Разве она не мечтала, как Ассоль, о яхте с алыми парусами? Таинственного принца Ванда не ожидала. Но разве Ваня не похож на того принца? Он лучше, потому что принадлежит только ей, и не автором выдуман, а настоящий. И вот завтра он приедет к ней на яхте под алыми парусами, чтобы выйти вдвоем в далекое плавание на всю жизнь.

«Глупенькая ты, Ванда, — подтрунивала над собой девушка. — Никакой яхты не будет, и парусов алых не будет. Придут утром подружки, приоденут тебя, чтобы красиво было, и поведут в сельсовет. А там уже Ваня с друзьями встретит. Потом молодых будут поздравлять с подарками, песни петь. Как это хорошо!»

Лежа с открытыми глазами, Байда улыбается в темноту своим «алым парусам» — не мечте, а тому, что будет завтра. Ведь ничто им с Ваней не помешает. А еще политрук Байда обещал заехать поздравить: с семьей в отпуск собирается. Как приятно, когда вокруг тебя много хороших людей.

С мыслью о волнующе-радостном завтрашнем дне девушка засыпает.

А политрук Байда уже далеко от родной заставы. Вот он с детьми на берегу Базавлука. Саша и Людочка пристают к нему: «Папа, а где же лодка? И когда мы поедем рыбу удить?» — «Лодка? Да вот она! Садитесь и — полный вперед!»

Но что это? Базавлук уже не Базавлук, а Днепр. Могучий, широкий, как у Гоголя. Антон не удивляется такому чудесному превращению. Все правильно, ведь он обещал детям покатать их по Днепру.

Вдруг что-то подбрасывает лодку, и страшный грохот заглушает все. Лодка опрокинулась…

Антон вскакивает с постели, и новый взрыв потрясает дом. Потом еще и еще… Артиллерийская канонада.

— Что же это, Антоша? — вскрикнула Нина, подбегая к перепуганным детям.

— Не знаю… Возможно… Береги детей… — торопливо одеваясь, бросает Антон на ходу и смотрит на часы — без десяти четыре. Сквозь щели в ставнях в комнату пробивается рассвет.

Еще не осознав, что случилось, Байда выскакивает из квартиры и бежит на заставу. Над селением и вдоль границы по всему участку рвутся к небу огненные всплески, вздымаются клубы дыма и долго не расходятся в неподвижном утреннем воздухе.

«Нет, это не очередная диверсия… Это — война…» Он взглянул на небо: вражеские самолеты группами мчатся на север.

Отпор

1

Пройдут десятилетия, многое унесет река жизни из памяти народной о минувших событиях, но советские люди никогда не забудут первого дня войны. Поэты напишут о тех, кто первый встретил грудью варварское нашествие фашистов:

«…в памяти свежи
Политые кровью рубежи.
Где вошло в сознание твое
К подвигу зовущее: „В ружье“
Где, храня присягу и устав.
Встали насмерть воины застав»

А седой ветеран, вспоминая боевых друзей, склонит низко голову и скажет: «Славные были ребята! Сражались. как львы, и умирали, как герои…»

Но в то утро пограничники не думали о том, что о них напишут и скажут в грядущие десятилетия. Оглушенные внезапным артиллерийским налетом, они сначала не поняли: что это? Провокация, обычная диверсия или война? Каждый помнил строгий приказ: не отвечать на провокации! Но главное для всех было ясно: что бы там ни было, граница в опасности. На помощь ночным нарядам, пригибаясь по выработанной в постоянных опасностях привычке, бежали по ходам сообщения тревожные группы. К далекому правому флангу сквозь разрывы снарядов мчался на повозке младший лейтенант Тимощенко с расчетами станковых пулеметов. Укрываясь за строениями, преодолевая стремительными бросками открытые места, группа Павла Денисенко выдвигается на окраину Баштиан, против рощи Грицеску.