Тридцатая застава - Страница 68

Прорвавшиеся через границу солдаты противника были почти полностью уничтожены. На линии границы Тимощенко и Лубенченко с трудом остановили бойцов.

— Как! Они лезут на нашу землю, а нам не сметь?

— Приказ забыли? — успокаивал их Тимощенко, еще не веря, что это война, а не обычная диверсия.

— Сказано не отвечать на провокации…

— Хорошая провокация! У меня половина бойцов погибла, — мрачно возразил командир отделения Михаил Лобанов, высокий белокурый красавец. Он был всегда вежлив с товарищами и исключительно точен в выполнении заданий, приказов. Его любили бойцы, уважали командиры, и Тимощенко удивился не столько словам Лобанова, сколько тону, каким они были сказаны.

— Только слепым не видно, что это война… Настоящая война! И бить их надо без пощады!

Заметно было, что ему нелегко противоречить командиру, он даже избегал смотреть ему в глаза.

— Я тоже так думаю, — поддержал Лобанова политрук Лубенченко, — но бить их будут армейские части. Они уже на подходе… А наше дело — удерживать границу. Туда нам нечего лезть, но отсюда — ни шагу!

Никто не подозревал в то утро, что испытания только начинаются.

Тимощенко обходил траншею, подсчитывал потери и всё ожидал: вот-вот появится резервная застава комендатуры, ведь всего несколько километров. С кем держаться, если фашисты снова пойдут? А тут еще Марина… Как заставить ее уйти? Она не боец, приказа не послушает (сама дома «приказывает» ему). Да и куда уйдет? Вот суетится, перевязывает раненых, а на него и не смотрит. Обиделась, что накричал?

Не дождался младший лейтенант резервной заставы. Еще не успели перевязать раны, отправить на заставу погибших, как земля опять задрожала от взрывов. Марину силой увел в укрытие, которое на этот раз занял уцелевший расчет станкового пулемета. Но разве могла она сидеть в неведении? Ей казалось, что каждый снаряд летит на Алешу. Много ли нужно, чтобы убить его?

Выглянув после оглушительного грохота, она уже не могла удержать себя в доте и побежала туда, где еще дымилась большая воронка. Его увидела издали — лежал на спине, раскинув руки. Подбежала, прильнула к окровавленной груди. Дышит тяжело, натужно, что-то клокочет внутри. Больше ничего она уже не видела и не слышала, только повторяла одно и то же словно во сне:

— Что же ты молчишь. Алешенька? Это же я, твоя Марина…

Лубенченко помог перенести Алексея в дот, перевязал разорванную осколками грудь и убежал к бойцам: фашисты снова подходили к первой траншее…

В шесть часов утра Кольцов направил письменное донесение коменданту участка:

«Против заставы наступает больше полка вражеской пехоты, поддерживаемой танками и артиллерией. Несем большие потери. Фашисты вводят новые силы, атаки следуют за атаками. На отдельных участках захватили первую линию траншей. Есть сведения, что выброшенный врагами десант в районе Вольницы ведет бой против подразделения саперной части дивизии и угрожает заставе с тыла…»

Вскоре в Баштианы прибыла на автомашинах подмога: отделение резервной заставы и взвод маневренной группы во главе с Шумиловым.

— Докладывай, — отрывисто бросил Шумилов, слезая с машины. Его всегда спокойная и добродушно-шутливая речь стала жесткой, грубоватой.

— Противник ведет бой за вторую линию траншей… уже вклинился в наши тылы на окраине Баштиан…

— Как же вы допустили?! Кто дал право советскому пограничнику хоть пядь советской земли оставить?

Стоявший рядом с Кольцовым повар Хромцов, не думая о субординации, бросил в лицо Шумилову:

— А где же обещанные вами пушки? С чем мы пойдем на танки?

— Пушки будут… Командир корпуса дает дивизион. Скоро должен подойти.

Тут же примчались два всадника и доложили:

— Дивизион на подходе. С ним движется рота пехоты. Один взвод остался в Вольнице. Там идет бой с вражеским десантом, выброшенным на рассвете…

Воспрянули духом пограничники. Бойцы Шумилова ударили по прорвавшейся в Баштианы вражеской пехоте, а подоспевший дивизион с ходу развернулся и заградительным огнем преградил ей пути отхода. Зажатые с двух сторон, фашисты капитулировали, выкинули белый флаг и были пленены.

В более тяжелом положении оказались защитники границы на правом фланге. Остатки группы Тимощенко и Лубенченко не могли устоять против многочисленной пехоты и артиллерии врага. Казалось, прорыв фашистов в тыл погранучастка уже ничто не может предотвратить. В последнюю минуту прибыл комендант с резервной заставой.

— Де-держитесь, с-с-соколики! Пушки уже разворачиваются… Сейчас всыпят!.. — крикнул Птицын, прыгая в окоп и размахивая наганом.

Он принципиально не признавал иного вида личного оружия. «Наган никогда не подведет, не откажет», — скептически посматривая на новенькие пистолеты «ТТ», часто говорил комендант. Очень гордился Птицын своим видавшим виды оружием, с которым прошел славный боевой путь политбойца в годы гражданской войны.

Ко времени подхода подразделений горнострелкового корпуса положение и на правом фланге заставы было восстановлено. Наступило затишье. Вытирая пот с покрасневшего лица, Птицын только теперь почувствовал усталость после бессонной ночи и как-то сразу потускнел, обмяк, опустил плечи. Глаза его блуждали по разбросанным между траншеями вражеским трупам.

— Всех вас, — он погрозил наганом в сторону бежавших фашистов, — ожидает такая судьба!

Еще не успели отдышаться после напряженного боя, перевязать раны, как из Вольницы прибежал молодой паренек, член группы содействия, и кинулся к Кольцову: