Тридцатая застава - Страница 48

— Вот и пусть займутся этим в штабе отряда, — решил Кольцов.

Измученный всем пережитым Тодор Падурару в болезненном полузабытьи ждал утра, сокрушаясь не столько о своей судьбе, сколько о будущем оставшейся в поместье Грицеску семьи. Не знал он, какой крутой поворот наметился в его жизни после этих трагических, как ему казалось, событий.

6

Углубившись в лес после бегства из поместья Фишера, Яким Дахно тайно наведался на явочную квартиру в районе Силково. Рано или поздно он надеялся встретиться здесь со своими единомышленниками, не успевшими перебраться через Днестр.

И он не ошибся. Через несколько дней трое их собралось здесь: старый, уже притупивший клыки волк, его сын Гаврила Топольский, и сравнительно молодой, но уже почти беззубый поручик Морочило. Бледный, небритый, осунувшийся, в штатском костюме, он за эти дни растерял не только щеголеватый вид, но и выправку жандармского офицера. Остальных предстояло собирать по их норам, если уцелели в этой передряге.

— Чуть не угодил в лапы красных дзяблов? — жаловался поручик, — Выручило вот это старое отрепье с плеч пана Кравецкого. Чекисты приняли меня за батрака! Меня, офицера Жечи Посполитой, пся крев!

— Надо было представиться им в парадной форме, — зло пошутил Топольский. — Сберегли бы свой гонор, а жизнь… Что она сейчас стоит для вас?

— Цо то бендзе, цо то бендзе, — сокрушался поручик. — Надо спешить туда, за Днестр, пока красные не осмотрелись на новом месте. Мне ведомы все броды. И знакомые офицеры найдутся на той стороне…

— С чем мы туда пойдем? Поплакаться перед шефом? — оборвал его Топольский. — Есть другой выход… Как мне известно, Роман Коперко и диспетчер арестованы, а с ними и еще кое-кто из наших. Есть сведения, что их перевели в черемховсхую тюрьму для очных ставок. Вот и надо подумать…

Говорил Топольский спокойно, не торопясь, как говорит вожак перед своими подручными.

«Завидная выдержка! — радовался Дахно, — Видна отцовская кровь. А этот хлюпик Морочило уже скис…»

— Мы должны освободить своих и уж тогда…

— Это химера, прошу пана! — воскликнул поручик. — Что мы можем втроем?

— Не кипятитесь, поручик. Почему втроем? У нас есть связи с польскими осадниками. Растолкуйте им, что при красных ничего хорошего их не ожидает. Единственный путь для них — борьба. Чтобы земля горела под ногами у чекистов! А мы с отцом соберем своих боевиков. Полагаю, наберется человек четыреста-пятьсот. А после освобождения своих всем отрядом за Днестр попытаемся прорваться. А может… Может, и не на запад, а на восток двинем. Не хочется верить, что немцы ограничатся захватом Польши. Тогда уж позаботимся и о своих национальных интересах…

«Национальными интересами» Топольский называл бредовые мечты разных петлюровских недобитков о «самостийной соборной Украине». За этими высокопарными словами, символом веры всего оуновского сброда, скрывались хорошо известные украинскому народу стремления украинской буржуазии и помещиков создать «свою республику», пусть даже ценой этих самых «национальных интересов».

У Гаврилы Топольского были еще и свои мечты. Если недоучившийся семинарист Симон Петлюра сумел в те годы дорваться до верховной власти, то почему недоучившемуся гимназисту Топольскому не попытаться проделать то же с помощью великой Германии? Пусть пока Степан Бандера тешится этими планами. Придет время, и он, Гаврила, сумеет перегрызть ему горло.

Три мелких жулика, считая себя политическими деятелями, целую ночь просидели над разработкой плана диверсии. Утро разбросало их звериными тропами по темным углам Тернопольщины. И началась в освобожденном крае невидимая при дневном свете борьба против всего, что принесли сюда советские воины.

7

Болезнь Тодора Падурару обострилась и затянулась. После врачебного обследования при штабе отряда ему сделали операцию. Все пережитое за последние дни, тяжелые думы о семье не содействовали быстрому выздоровлению. Прошло немало времени, а он все еще находился в больничной палате. Пограничники относились к нему хорошо, врачи внимательно следили за состоянием его здоровья.

«Перетянуть бы сюда семью, и будь прокляты эти домнилор Грицеску и немец-майор», — не раз думал он, пытаясь разобраться неискушенным умом в этой опасной и сложной игре, в которую он влез по своей глупости.

После длительных раздумий он наконец рассказал Кузнецову о своей беде, о Софье Крукович, о тех, кто интересовал «доброго майора».

Слишком поздно рассказал. Если бы он сделал это в первые дни, может, удалось бы предотвратить те трагические события, которые обрушились на защитников границы с наступлением зимы.

Взяв на себя организацию крупной диверсии, Топольский с помощью отца связался с представителем центрального провода ОУН, и они создали отряд отпетых головорезов в триста человек. Больше сотни осадников собрал Морочило. Оружие они успели захватить и припрятать раньше.

Последнее совещание главари диверсии провели во второй половине декабря, накануне храмового праздника.

— Мне точно известно, что Коперко и другие наши люди действительно находятся здесь, но не в тюрьме, как мы полагали, а в штабе отряда, в полуподвальном помещении, — говорил на совещании Топольский. — Это усложняет нашу задачу, придется вступить в бой со всеми местными силами. Однако откладывать мы не можем. Недавно значительная часть старослужащих пограничников ушла, их заменили молодые солдаты гарнизона.

Кроме того, в связи с метелью некоторые штабные подразделения ушли на заставы. Более удачной обстановки мы не дождемся…